Один из немногих связанных с фильмом вопросов после премьеры звучал так: «Почему нет чёрно-белых кадров?»
Участливая, как фея-крёстная, режиссер Лидия Филиппова ответила в духе «потому что я так вижу» и была абсолютно справедлива. «Аффинаж. Точка сборки» — кино бесконфликтное, красной нитью в нём проходит тема единства в разнообразии. Места для контраста чёрного и белого нет, как нет «чёрного» и «белого» вообще. Тем не менее, этот вопрос позволяет порассуждать о том, чего стоит ждать от фильма в контексте привычных «доков».
Во-первых, многолетняя телевизионная традиция документальных «портретов» наложила печать скорби на зрительское восприятие: главные герои фильмов этого жанра, как правило, мертвы. «Первый канал», абсолютная тишина заставки, застывший чёрно-белый портрет Цоя/Бодрова/Балабанова, возможно, свечка. Вспомнили?
Во-вторых, интонация таких фильмов благости полна. Мёртвые, конечно, сраму не имут, на всякий случай говорить о них надо хорошо, а любое событие из их жизни актуализировать и наделять особым смыслом в контексте. Хронику же, пусть ей нет и десяти лет, показывать обязательно чёрно-белой, чтобы зритель прочувствовал временную дистанцию и «прикоснулся к истории».
В фильме об «Аффинаже» из этой традиции нет ничего, кроме абсолютного и, что особенно важно, искреннего принятия героев. Как писала Вера Павлова, «мы любить умеем только мертвых», с живыми, правда, складывается хуже и не только в документальном кино. «Точка сборки» же — 57 минут любви, музыки и добра, посвященные «начинающей», как иронично говорят о себе сами музыканты, «перспективной группе». Шутка ли: «Аффинаж» вот уже 10 лет как фрэшмены! Они молоды, они полны творческих планов, они живы, в конце концов, а их снимают с такой любовью. Немудрено, что глаза просят монохромной лирики: любить в цвете ещё предстоит научиться.
Но, с другой стороны, «Аффинаж. Точка сборки» — «молодой» (не путать с «молодёжный») и лёгкий фильм. И вот уже кинотрадиция диктует нам, что чёрно-белый экран кроме трагедии, конфликта и архитектурной эстетизации пространства, несёт в себе заряд юношеского максимализма. Вспомните кино французской «новой волны». Действительно было что-то едва уловимое в Саша Оме, прыгающем на фоне белой стены, от Жан-Пьера Лео.
* * *
Во время обсуждения картины в «Доме Кино» Саша Ом несколько раз повторил, что изначальная концепция не была реализована. Если упростить, выглядела она так: музыканты «Аффинажа» должны написать саундтрек к какому-то фильму и, между делом, отрефлексировать свои отношения. Пока они будут сочинять и рефлексировать, их будут снимать. Важный нюанс: каждая тема будущего саундтрека должна соответствовать общим впечатлениям о каждом участнике группы. Говоря откровенно, контрольных точек так много, что задача в целом становится трудноуловимой. Но стоит ли на ней усиленно концентрироваться, если до конца неясно, что из этого понимают сами музыканты на экране? Первым делом в студии они пытаются выяснить, чего же от них хотят, сверяют, кто что запомнил, и, в конце концов, оказывается, что все всё поняли по-разному. Но берутся сочинять музыку и первую же «демку» называют «Серёга» в честь басиста Сергея Сергеича. Если зритель ещё не осознал, для какого же фильма «Аффинаж» пишет саундтрек, то этот инсайт участников разрушает всякую интригу примерно на 10-й минуте экранного времени. Насколько картину портит полное отсутствие саспенса? Ни насколько. В конце концов, создается впечатление, что так обозначенный замысел был только предлогом, основой сценарной заявки, занятным анонсом в соцсетях. В процессе же режиссер дала волю интуиции и добилась главного — контакта не только со своими героями, но и со зрителями. Дорогого стоит, когда после премьеры семидесятиоднолетний учитель музыки, впервые услышавшая о группе в кинозале, подходит к микрофону и говорит, что точка сборки фильма и группы «Аффинаж» в таланте участников.
Вообще, после просмотра зрители говорили гораздо больше о группе, чем о фильме. Это вызывало крайнее возмущение сотрудницы «Дома Кино», вокруг которой, по всей видимости, он и строился. Но в вынужденном самоустранении из беседы создателей картины не было ничего умаляющего её достоинств. В самом фильме режиссер, её вопросы и комментарии остались за кадром. За кадром осталось всё, кроме любви к группе и в группе. Разве зрители, зараженные этой любовью, не свидетельство того, что фильм получился?
Единственный факт из беседы с создателями, который меня смутил, состоит в том, что инициатива съемки шла от продюсера. Смутил то ли потому что по моим представлениям так не может быть, потому что так не может быть никогда, это история из страны чудес; то ли от моего же избыточного доверия исключительно к инициативам «снизу». Неужели бывает так, что к молодым киношникам приходит продюсер и говорит: «Вот 5 групп, про которые надо сделать фильмы. Есть желающие?». И желающие пишут заявки, из которых отбирается лучшая, тут же запускается съемочный процесс. Оказывается, бывает. Никаких предварительных исследований: съемка — это и есть исследование, как завещал документалист Фредерик Уайзман. Удивительно, но условно «принудительный» аспект фильма делает его подлинно документальным.
Исследовательский подход Лидии Филипповой ощущается и в построении мизансцен, и в организации монтажа. Как ученый под микроскопом изучает материал на стёклышке, режиссёр на экране техники наблюдает за музыкантами, фиксирует в строго отведенных рамках особенности неизвестной ему формы жизни. Ощущение «открытия» накатывает даже во встроенных «сыгранных» фрагментах: одинокие музыканты на фоне монотонного пространства расхаживают строго от края до края кадра. И присядут, и прилягут, и подпрыгнут, но всё в рамке камеры, в её «лабораторных условиях».
Режиссер за кадром задает одинаковые вопросы, но раскрытие героев происходит не только внутри ответов. В конце концов, перед нами кино, а не интервью с перебивками. Например, Сергей Сергеич снят исключительно при деле: он первым приходит в студию, осматривает её по-хозяйски, расстилает ковролин. Саша Ом, самый тонко организованный и внимательный к деталям участник «Аффинажа», снят с очень изящных ракурсов. Обратите внимание на расстановку света во время беседы с ним и попробуйте понять, где светит лампа, а где светится сам Саша, проявивший максимальное содействие режиссёру в съемке. Ветер в волосах Саши Корюковца, хохочущий в лучах непонятно откуда взявшегося солнца серым днём Эм — ни одна из этих деталей не может быть случайной, природа «подыграла» «Аффинажу».
Но порой работа операторов с деталями вызывала вопросы. Вот на студии подснят волчок — символ группы. Но что он должен сказать тем, кто о группе узнает из фильма? Волчок и волчок. А вот значок YAMAHA на усилителе. А вот несколько секунд наведения фокуса на лежащий микрофон. Зачем? Да, из этих волшебных для зрителя мелочей состоит повседневность музыкантов. Но не «заиграл» бы тот же микрофон иначе, если бы за кадром, где он лежит на студии, следовал кадр с ним же у губ Эма на сцене? Избыточное, на мой взгляд, эстетство полностью искупилось подходом режиссера к музыкальному решению фильма. Диегетическая музыка по времени звучит столько же, сколько наложенный звук, и это особенно здорово с учетом того, что в картине вообще не использованы архивные записи.
Фильм «Аффинаж. Точка сборки» задумывался как эксперимент. И эксперимент однозначно прошел удачно.
