— Можно, пожалуйста, позвать доктора?!
— Что?
-Доктора, перевязать рану!
— Отвести его к доктору? Мы его не вытащим. МЫ ЕГО ОТСЮДА НЕ ВЫТАЩИМ!!!
Охранник бежит со своего поста за бинтом.
Первый ряд, разгар сета Death Grips я всеми силами пытаюсь помочь паре влюбленных, разделенных в слэме, воссоединиться. Но у сцены такое «мясо», что, кажется, снова вместе эти ребята будут только в фарше.
Парень поранил руку поврежденным забором, когда помогал охране вытаскивать из взрывающегося болота толпы девчонку, — она потеряла кроссовок, ориентацию во времени и пространстве и, судя по выражению лица, смысл жизни. А его девушка, моя подруга, все никак не могла смириться с мыслью, что это его кровь, поливала рану антисептиком и сводила с ума охранников требованиями «хоть что-нибудь сделать».
Воистину, «я любовь узнаю по «Боли».
Идея посетить самый обсуждаемый, самый свободный и, безусловно, самый молодёжный столичный музыкальный фестиваль родилась после разговора с завсегдатаями «московских ивентов»:
— Стоишь на берегу и чувствуешь солёный запах ветра, что веет с «Боли». И веришь, что свободен ты и жизнь лишь началась… И губы жжёт подруги поцелуй, пропитанный слезой.
— Я не был на «Боли».
— Ладно, не заливай. Ни разу не был на «Боли»?… Уже постучались на небеса, накачались текилой, буквально проводили себя в последний путь… А ты на «Боли»-то не побывал… Пойми, на небесах только и говорят, что о «Боли». Там, наверху, тебя окрестят лохом.
«Боль» была придумана в 2015 году промоутером Степаном Казарьяном для поддержки молодых и самых способных российских инди-артистов — но усилиями концертного агентства Pop Farm выросла в мощное событие с иностранными хедлайнерами, лекториями, театральными сценами и фудкортом. Нынешнюю «Боль» называют эталонным фестивалем сезона; те, кто там побывал, по-прежнему не могут перестать думать, писать и говорить об этом фестивале, включая портал «Медуза», абзац из статьи которого вы только что прочитали.
На мой взгляд, прелесть «Боли», во-первых, в отсутствии привязанности к каким-либо музыкальным жанрам. Русскоязычная металл-группа с говорящим названием SUPRUGA превратила сцену «Арендт» в филиал ада, но уже через час её суровая аудитория трясла шевелюрой в так милых песен Verbludas. Кстати, если вы устали от минимализма пост-панка и вам не хватает «воздуха» в инди – эти ребята точно то, что вам стоит послушать.
Второе преимущество «Боли» в умении организаторов сочетать мейнстрим и андеграундом.
А еще на этот фестиваль можно прийти с родителями.
Не могу представить себе лучшей иллюстрации концепции цикличности истории. В залах: парни и девушки с каре в брюках-бананах, джинсовках овер-сайз и кожанках, берцах и кроссовках-копиях моделей 80-х и 90-х.
А на сценах: «Молчат дома» — усы, отрешенный баритон, черная одежда, пластика… «Звуки Му»? – спрашивает внутренний батя.
«Бром» — индустриальный джаз с солирующим саксофоном в руках человека похожего на Сергея Летова в молодости … «Поп-механика»? – спрашивает внутренняя тётя. Shortparis — тексты разной степени абстракции, солист вокально играет со своей гендерной принадлежностью, ударник в танцевальном трико «делает шоу» и все это очевидно мировой уровень музыки и её реализации на сцене. «Ранний «АукцЫон» — констатирует внутренний дядя Гриша, папин друг детства. «Боль» — отличное лекарство от стереотипа «раньше было лучше».
Однако это гипотеза требует доработки, потому что жанровое разнообразие фестиваля, которым я так восхищаюсь, сыграло со мной злую шутку.
Реп-группа «макулатура» на сцене «Кант» выступала одновременно с «Порезом на собаке» на сцене «Гегель».
Я чувствовала себя ребенком, у которого родственник (тот, о ком говорят «в семье не без урода») спрашивает: «Кого ты больше любишь: маму или папу?».
Осталась с отцами Алёхиным и Сперанским, тем более они укрепились Павлом Додоновым – экс-гитаристом Дельфина. Но, как ни странно, в его аранжировках треки «макулатуры» потеряли для меня свою терапевтическую функцию. Смахивая слезу сожаления о прекращении совместной работы отцов с Феликсом Бондаревым (RSAC, ех-«Щенки», создавал аранжировки всем от Ильи Лагутенко до Найка Борзова), я убежала на «Порез на собаке».
А там уже Ситников плевался желчью в уши толпы — огромное пространство «Гегеля» забито.
«Порез на собаке» — самый сюжетный, сказочный и приключенческий из всех проектов Александра Ситникова («4 позиции Бруно», «Птицу ЕМЪ»). Спасительное кровопускание скулящему в будке русскому андеграунду Александр сделал в 2015-м году, он в «Порезе» пишет слова и музыку, Ольга Чернавских, фея с волшебным голосом, создает декорации, монтирует видео, то есть отвечает за визуальную составляющую, на сцене им помогает DJ Дьявол.
Кажется, что репер Хаски, не раз публично восхвалявший Ситникова, под его влиянием написал «не пойму я, как стал насекомым с языком».
«Грегор Замза безуспешно учится жить в теле насекомого», — так я описываю тексты, вокал и «хореографию» (беспомощно подвешенная воздухе, как лапка перевернувшегося жука, неестественно вывернутая рука) Александра… Первая песня, которую я застала, — «Фрегат» — переосмысление библейского сюжета о ковчеге в контексте современности из последнего альбома.
«За немытым окном» с той же пластинки исполнили дуэтом, хотя обычно женских персонажей в состоянии измененного сознания озвучивает Александр.
Ольга спела «У пожара внутри» — одну из лучших песен о любви, написанных в XXI веке. И закончилось выступление фрик-слэмом на токсик-рейве под хоррор «Юдоль печали».
По пути на главную, ибо не ограниченную площадку у сцены «Сартр» встретила людей, оставшихся с отцами, которых они не знают, а не сбежавших к матери, которая их не любит:
— Ну как «макулатура»?
-Алехин спускался в зал, кайф
-Пели что-нибудь из «сеанса»?
-Да, «30 лет как мертвый» точно было
-Аранжировка новая, с Додоновым?
-С кем?..
-Алехин говорил, что мы не хищники и нас стошнит от сырого мяса?
-Эээ
-А про мучительность запоев?
-Нет…
Отец в порядке. Он имеет здоровое худое туловище, значит, по его теории из романа «Календарь», всё к нему придёт.
Среди аудитории у «Сартра» появились юноши с ярким макияжем, как выяснилось, они ждут Монеточку.
Рядом со мной девушка записывает подруге голосовое сообщение:
«Тут какие-то тупые школьники вокруг орут, заколебали…»
А вокруг неё мы, студенты, молча думаем о силе стереотипов.
Огромное количество людей на уникальном «Порезе на собаке» показалось мне настолько же логичным, что и толпа в ожидании Монеточки – теперь те же люди, которые только что стали свидетелями крайне редкого и мощного явления, хотят посмотреть на то, что видели все. Монеточка как символ демократии…
Из толпы доносятся крики: «Земфира, выходи».
Даже охранники печально усмехаются, будто их в данный момент беспокоит дефицит женщин в музыке, а не рыжий парень в футболке «Щенки», решивший пролезть к сцене по головам.
Неожиданно тронула манера Монеточки держаться на сцене: просит ей подпевать, ведет себя так, будто мы старые друзья, а не артист и зритель. Но самоирония – отличное оружие только тогда, когда ты безупречен. Один раз у Лизы дрогнул голос, как в рядом со мной недовольно зашипели, что лучше бы ей научиться петь (а вокал, как мне кажется, от записей мало отличается), чем извиняться за «косяки».
Не совсем ясна суть перформанса с поющим клавишником Виктором. Если это продюсерский проект Монеточки, то хочется ей порекомендовать обратить внимание на харизматичного саксофониста, мне кажется, у него больше перспектив.
Закончился сет исполнением песни «На заре» группы «Альянс».
О, если бы охранник, подпевающий Лизе, знал, что его ждёт…
Четверо юродивых: шаман, извлекающий из гитары такие звуки, на которые она, в принципе, не способна, бледный цветок за синтезатором, заполняющий музыкальное пространство, как лилия заполняет запахом комнату. Поет Маяковский, каким он был в глазах всех женщин, кроме Лили Брик, бьет в напольный том молодой человек с лицом Аполлона, пластикой Терпсихоры и явно душой Диониса, за ними почти невиден подчеркнуто-брутальный барабанщик в хоккейной майке, не бог («Deus ex machina»), но мотор безумной машины Shortparis.
Их выступление было похоже на античную трагедию, где хор – зрители, максимально вовлеченные в действие, а охрана – декорации, с которыми тоже надо работать. Во время песни «Боже, царя храни» вокалист Николай благословил одного охранника (тот был только рад), а потом дотрагивался до голов остальных так, что они испуганно оборачивались в такт бочке. Но даже это было не так немилосердно, как обтягивающий костюм ударника, заставивший хранителей безопасности покрепче взяться за свои скрепы и зажмуриться.
Хэдлайнеры третьего дня – американская рэп-кор группа Death Grips.
Красноречивее всего их выступление описывала кровь на танцполе. Два часа сверхчеловеческой энергии без тормозов – я не видела коллективов, способный на такой фейрверк.
Стало даже чуть-чуть больно за отечественных рэперов, которые уже прыгнули выше головы, но всё ещё на полголовы ниже…
P.S. «И по поводу боли и искусства. Весь мир, кто угодно, ненавидит боль, боль — это жопа, дай бог, чтоб ее в мире не было. Я бы сжег всех художников, чтобы никто не говорил, что нам нужна боль, чтобы мы остро чувствовали». Николай Комягин
