«Алиса в Закулисье». «Алиса над пропастью во ржи». «Алиса в колыбели». Про «Доброфест» можно было бы написать сказку в трех частях, но реальность без прикрас оказалась не менее захватывающей.
«Доброфест» считается одним из главных рок-фестивалей страны, — негласно второй после «Нашествия».
Только бюджет «Доброфеста» меньше бюджета «Нашествия» в десятки раз.
Посетителей меньше в 10.
А лайнап совпадает процентов на 70, если брать актуальных артистов.
На «Нашествии» Антон Завьялов и Андрей Позднухов дали возможность рокерам попрощаться с электрической программой 25/17 — впереди у группы творческий отпуск, акустика и спектакли. На «Доброфесте» же Антон и Андрей возобновили активную деятельность своего проекта «Лёд-9».
Один из музыкантов коллектива, только этим летом отметившегося на «Дикой мяте», «VK Fest 5», «Park Live», «Нашествии», в ответ на вопрос, почему они выступают здесь, сказал: «Знаешь, здесь нет денег, но есть репутация. Аудитория не совсем наша, тут панки, в основном. Поэтому мы сыграли сегодня песни старые совсем и с нового альбома, которые на слуху. Зачем приезжаем? Хорошо тут». С этим не поспоришь.
Главным событием первого дня для меня было ночное выступление Дельфина.
Когда в 2018-м, после выхода альбома «442», массовая культура начала лихорадочно делать из него «пророка в отечестве», он на это никак не реагировал, что подкупало еще больше, чем смелость текстов.
Идеально-героический образ человека, который не смог промолчать, в конце концов, сошел к тому, что последняя пластинка Дельфина — своего рода сопровождение корабля.
Он некоторое время проплыл рядом с нашей «тяжко одолевающей мрак, океан, вьюгу» «Атлантидой», но это не значит, что его можно погрузить на судно, лечить им детей, а потом заткнуть его в какой-нибудь «Москвариум», приручив до полного уничтожения.
По дороге на фестиваль хотелось переслушать «Существо» — первый поразивший меня альбом, но трудно сосредоточиться, когда сердце скачет, как обезглавленная курица, предвкушая в своем танце переход в лучший из миров. Поэтому я послушала рассуждения парня по кличке «Пломбир» (первый ирокез ему ставили пломбиром) о Пухе из F.P.G. Резюмировать можно так: раньше Пух был «тот», потому что был «честным», а сейчас Пух «уже не тот».
Слово «честный» в последнее время стало более громким аналогом слова «хороший» — понимай так, как тебе удобно. Лучше бы вообще отказаться от него в отношении артистов и перейти на научную терминологию. Честность исполнителя на сцене — это аутентичность, то есть, объясняя на пальцах, умение делать вид, что ты тот, кого изображаешь.
С другой стороны, убрать «честность» из списка критериев, по которым слушатели оценивают музыкантов, как отменить размер 4/4 — покушение на святое.
— А знаешь почему Дельфин — Дельфин?
— Нет
— Ему в период бурной молодости сержант в отделении сказал: «Если не уймешься, то помрешь, как дельфин»
Говорю это, и свечусь от счастья, как от радия.
— Мммм..
После неловкой паузы поем «Утро» «НАИВА».
Погода на протяжении всех дней фестиваля была отличной, несмотря на выступление группы Lumen (добропиплы, не Тэм шаманил все эти годы!), но за несколько дней до начала праздника поле аэродрома Левцово дождь превратил в болото.
И вот, в платье, нельзя же прийти на первый в жизни концерт Дельфина в брюках, и в резиновых сапогах я вошла на территорию фестиваля с видом королевы хлева. Рядом группа фотографов вспоминает места былой славы: «Помнишь Кубану? А Тамань?», — я помню Тамань только по «Герою нашего времени», поэтому изучаю устройство штаба организаторов. По деревянному настилу вдоль биотуалетов проходит группа людей.
«Видела-видела? Лысиков пошел!». Вроде и обидно, что не видела, но ведь лучше увидеть артиста на сцене: магия концерта сильнее, чем радость случайной встречи.
Началось выступление. Первая песня, вторая… Слушаю и мне тесно и пусто одновременно. Видимо, все во мне выгорело за время бурного ожидания.
Не ходить на концерты Дельфина было моим принципом, способом контролировать внутреннего фаталиста. «На Дельфина я не пойду, и это будет моя драма». Люди вокруг никак не реагируют на происходящее на сцене, но специфика аудитории такова, что она могут быть как фанатами, так и случайными слушателями. Справа более активная группа скандирует: «Дель-фин! Дель-фин!», а еще правее: «Я люблю людей!» *шутка про политику*. Я начинаю радоваться чему-то вторичному: Дельфин очень стильно выглядит и круто двигается; задаваться необязательными вопросами: почему настолько лирическая программа: «713» («Молитва пилота»), «Тоска», «387» («Радуга»), «Весна»?..
«Я мальчик с дыханием ветра, с глазами утренней дали.
Вчера я исчез бесследно в парке на карнавале —
Вдруг вставший на цыпочки ужас — и души, и голоса;
И хлопья кровавых кружев и тьмы ледяной роса».
Тревожный бридж. Я знаю все это наизусть: и напряженное лицо барабанщика, и отрешенный взгляд гитариста.
«Мама, найди меня
В этой кромешной тьме», — в этот момент песня меня поразила, будто молния.
Композиции Дельфина, как непризнание в любви, как оставленный океаном берег перед цунами, ты не ждешь потрясения, но оно наступает. «Как из-под земли выскакивает убийца в переулке».
И вот я стою в первом ряду, заливаюсь слезами и думаю, что все это надо запомнить и рассказать вам и что одной секунды жизни на земле достаточно, чтобы вспоминать ее вечность.
После выступления встречаемся с музыкантами за сценой.
Абсурдистская пьеса, в главных ролях барабанщик Василий, фотограф Евгений, гитарист Гарри, журналист Софья, Дельфин Андрей.
На авансцене Василий, красивый, как античная статуя, отвечает на вопрос Евгения «куда сходить в Москве».
Е: Ахаха! Слууушай, так в Москве…
В: У вас сигареты не будет?
Е: Мы не курим.
Василий уходит искать сигарету, находит, возвращается.
В: А зажигалку можно?
Е: Мы не курим.
Василий прикуривает у Гарри, уходит в свой шатер.
Е: Гарри, привет! Я тут в Москве собираюсь зависнуть на пару дней, куда сходить?
Василий на сцене выглядит суровым, а в жизни он легкий, общительный парень. Гарри явно серьезнее реагирует на вопросы собеседников. Софья все это время стоит рядом и думает, во-первых, о том, хорошо ли она справляется со своей сегодняшней ролью красивой мебели с внутренним записывающим устройством, во-вторых, слышал ли её Евгений, когда она ему 20 минут рассказывала о том, куда сходить в Москве.
Г: Так… Ну обязательно в Пушкинский музей.
Е: Ага, погоди, я записываю. Какой музей?
С: Ты серьезно?!
(Три часа назад Софья выплеснула на Евгения свои восхищении выставкой коллекции Щукина в Пушкинском музее)
Г: Музей ГУЛАГа, обязательно…
Е: Слушай, а на репетицию к вам можно заглянуть?
Возвращается Василий.
В: Как тебе выступление? Понравилось?
С: Сначала отвлекалась на вторичное, типа выражений лиц музыкантов, а потом пробило песнями.
В: То есть я еще и мешал? (Смеется)
У Софьи нет сил смеяться, она отвечает: «Все здорово».
Вот и поговорили.
Гарри куда-то исчез, Василий и Евгений снова по очереди произносят друг для друга случайные монологи.
И тут из шатра выходит сам Дельфин. Софья даже не успевает подумать, спросит ли у него Евгений, что посмотреть в Москве — приступы социальной активности — его защитная реакция.
Андрей подходит к группе, Софья верит, что сейчас гуру спасет этот бессмысленный разговор…
А: Чьи там штаны черные лежат? Уберите, а…
Андрей уходит.
Моя защитная реакция – социопатическая отстраненность.
Занавес.
На следующий день мы выехали на фестиваль вместе с супружеской парой, которая согласилась нас подвезти:
— Там Князь уже выступает
— Ну и слава Богу, удачи ему
Поздний выезд не лень, а просвещенный гедонизм.
По дороге муж рассказывал, как однажды в праздник потерял телефон, который ему подарили жена с тещей. Когда он им об этом сообщил (вернувшись под утро), жена уложила его спать и сказала, что главное — сам цел, а теща успокоила, чтобы не расстраивался: новый купят.
Есть женщины в русских селеньях!
Жена в этот момент вела машину и происходящее никак не комментировала, пока разговор не зашел о Пухе, на которого она хотела попасть.
Пуха в семье «Доброфеста» очень любят и называют призраком фестиваля.
В какой-то год он выступал в первый день, но остался еще на два, на следующий — выпил баснословно стоящий алкоголь из райдера другого артиста, смешав с пролетарской колой. Жаль, что всего этого не слышал панк Пломбир, с которым мы ехали на Дельфина.
(Пломбир, если ты это читаешь, Пух — ТОрТ!)
Второй день был максимально панковским: после бодрого сета «НАИВА» народ восхищенно обсуждал «завязку Чачи». Интересно, по мнению тру-панка Пломбира, Чача — честный?
Уже знакомый вам Евгений хотел сфотографироваться с любимым музыкантом юности:
— Понимаешь, Чача — главный панк-лирик моих 20 -23
— Ты превращаешь человека в бренд, когда делаешь фото или берешь автограф. Но все же и у меня есть пара фотографий и один автограф, которыми я дорожу… Ладно, подождём его.
— Ребят, ну-ка, пожалуйста, отсюда чуть-чуть, ага, — к нам подлетает Снэйк, отодвигает нас к шатру и фотографируется с каким-то музыкантом.
В конце концов, выходит усталый Чача:
— Что, ребят? Сфотографироваться?
Хватает то, что ближе к нему стоит, то есть меня.
Фотографируется.
Теперь у меня есть фото с главным панк-лириком юности Евгения.
После этого мы отправились на пресс-конференцию Дмитрия «Сида» Спирина.
«Тараканы!» для меня — любимая группа Юрия Дудя, но несмотря на это, вопросы коллег смущали своей необязательностью.
Перед выступлением Сид догонял и нежно пинал кого-то из своих музыкантов, потом убегал от него.
Пока я анализировала, хватит ли энтузиазма и харизмы басиста «Тараканов!» на то, чтобы когда-нибудь стать фронтменом, один знакомый фотограф спросил: «А он, вообще, какой ориентации?». Я не поняла, о ком речь, но на всякий случай, сказала: «Гетеро. Это имидж же».
Тем временем, пока я поясняла чужим фотографам суть мироздания, наш Евгений потерял объектив и часы, т.к. пошел с несколькими объективами на кураже снимать из толпы. Часы кто-то нашел и принес на пост охраны. Объектив, скорее всего, утонул в грязи. Но все охранники, которые видели наши поиски, на следующий день поинтересовались, нашли ли?
Каждый день фестиваля у меня был «личный хэдлайнер» — самый ожидаемый артист.
Трех хэдлайнеров надо более четко обозначить каким-то обобщением. Евгений Жаринов, специалист в области зарубежной литературы с претензией на сверхспособность горячо любимого Дмитрия Быкова быть специалистом в области всего, отмечал, что сейчас понятия девальвируются. Бездаря называют профессионалом, никакого — крепким профессионалом, хорошего — великим. В такой ситуации остается использовать только очень громкие слова.
«Гений» подойдет.
На груди Дельфина натянулась финишная лента, за которой гениальность. Андрей Бледный приближается к ней же, по пути перекрашивая в красный кривую дорожку покрытия. И Глеб Самойлов уже за финишной прямой в свободном полете, — то ли споткнулся, то ли, действительно, взлетел в начале дистанции.
Обычно музыканты перед выступлениями отдыхают в своих гримерках или ходят в гости к коллегам — Самойлов сидел за сценой среди технических кейсов, подставив лицо солнцу, как кот на картинках «весна пришла».
И пока он сидит в моем пересказе, позволю себе лирическое отступление.
Как по-разному артистов воспринимает публика!
Из подслушанных разговоров у меня сложилось впечатление, что для заинтересованных людей (а их по-прежнему довольно много) Глеб Самойлов — ребенок, который ловит других детей, то есть их самих, над пропастью во ржи.
И вот они бегут к этой пропасти и думают: «Только бы ловец не оступился».
А ловец в эту пропасть уже скатывался, его уже много раз уносило вниз по камням, как толкиеновского Феанора.
Но сейчас он как бы сидит, в неё ноги свесив, на солнышке греется.
Исполнялись наиболее «фестивальные», то есть ритмичные и узнаваемые песни из репертуара «Агаты Кристи» и The MATRIXX: «Романтика», «Сердце и печень», «Ковер-вертолет», «Последнее желание», «Опиум для никого». Исключение составила психоделическая «Танцуй». Однако непонимание среди некоторых фанатов вызвала не она, а «Последнее желание» — манифест из последнего альбома «Агаты Кристи», уже не в первый раз слышу: «Лучше бы он вместо этого «Кремля-Рейхстага» пел «Россия и Германия», ну эту, про войну и сатану». Не знаю, почему две эти композиции показались взаимозаменяемыми, но радует, что публика готова слышать более провокационные песни. Хотя сложно сказать, что в сегодняшних реалиях опаснее: поставить знак «равно» между Кремлём, Пентагоном и Рейхстагом или спеть о бессмысленности войны в масштабе мироздания на примере полного равнодушия сатаны к тому, за Гитлера или за Сталина умер солдат. Я все еще нахожусь под впечатлением от обновленной в более маргинальном ключе концертной программы группы. Как минимум, «Ein Zwei Drei Waltz» и «Забери меня» — то самое оружие, которым художник атакует инерцию с новых позиций.
Конечно, любой прорыв может быть разжеван культурой, как писал Илья Кормильцев, но также любой прорыв может быть отвергнут андеграундом. Но пока кажется, что Самойлов, как Иван-царевич из сказки о молодильных яблоках и живой воде, накормил птицу Нагай, то есть птицу мейнстрим собственным мясом, но переварить она его не смогла, так что продолжает он путь целым и относительно невредимым.
Но выступление на «Доброфесте» шло слишком предсказуемо, что не очень похоже на The MATRIXX. К счастью, никакие технические проблемы (не знаю, что произошло, но в определенный момент монитор в ухе Самойлова издал какой-то страшный вопль, который было слышно даже в фотопите, Глеб схватился за ухо, но голос не дрогнул) не мешали. «Каменное дно», судя по радостному ошалению публики, произвело впечатление — всё же не так много «легенд русского рока» делают барабанные партии частью шоу, используют мелизмы Джима Моррисона просто потому что его энергия из них прет и, в конце концов, пишут новую музыку к своим старым песням ничуть не хуже, чем предыдущая. И вдруг, когда я уже смирилась с тем, что буду рассказывать об этом выступлении как просто об очень хорошем…
«До свидания, малыш»
Самойлов сидит на «пьедестале» под барабанной установкой с отрешенным видом.
В его очках отражается небо над полем, лица людей: исследователь жизни в чужом пространстве, как он сам о себе когда-то написал.
«За черными очками глаза его открыты».
Сзади стучит Снэйк, выглядит при этом, как звезда голливудского блокбастера. Неподвижный Глеб продолжает петь, и в каждой строчке интонация выражает несказанное в тексте, неотраженное на лице:
«Я упал, а ты летишь. Ну и ладно, улетай! В рай», — голос печально улыбается.
«Ничего-ничего… мы увидимся ещё», — успокаивает.
«Я и сам, я и сам назло врагам!.. Буду там!»
И здесь вся фигура, лицо (из фарфорового мальчика, который эту песню написал, Самойлов превратился в более сложное для понимания произведение, хоть с теми же чертами), неожиданная скорость движений как бы сказали: «Я не хочу в рай, пока не разберусь с адом».
Пожалуй, это был главное послание от рок-идола. И оно дошло от его сердца в сердце толпы. После этого Самойлов еще ласково подшутил над добропиплами, культивирующими уникальность этого фестиваля и свою верность ему: «Спасибо, «Доброфест». Еще увидимся! На каком-нибудь другом фесте…». Финал его выступления стал катарсисом второго дня.
Если снова опираться на «личного хэдлайнера», второй день тематически перетек в третий – главное событие – концерт «Лёд-9». Отчасти потому, что у 25/17, а «Лёд-9» делают те же люди, есть фит с Самойловым. Если вы вдруг не слышали «вскрытий рэп» Андрея и три припева нарастающей ломки от Глеба, послушайте. Ангел слепой вкалывает под язык слово «престол» и пытается не сблевать словом «человек», трек называется «Дурачок». Есть какое-то волшебство в том, что твои любимые музыканты и любимые музыканты твоих любимых музыкантов – одни и те же люди.
Но состояние после двух дней было уже такое: «проснулся овощем, собрался, встал, умылся, пошел в салат». Все наладилось на въезде.
Шикарный внедорожник дирекции, на заднем сидении будущее российской журналистики в лице нас с Евгением обнимается со своими резиновыми сапогами, въезжает на территорию под трек 25/17 «Девятибалльно».
«А иначе они под колеса прыгают», — говорит организатор за рулем и делает еще громче.
В предвкушении мы с одинаковой радостью принимали и «Пилот» во главе с Ильей Чёртом, обожаемым публикой рок-папой «Доброфеста», и неутомимых Anacondaz, фанаты которых жгли в поле не слабее, чем музыканты на сцене, и открыли для себя группу «Смех».
Пока мы ходили на «Красную сцену» к Снэйку узнавать, куда исчез Валерий Аркадин из «НАИВА», прошла автограф-сессия «Льда»…
И пробил час.
* * *
Творчество помогает людям пережить травмы. Будь то предательство друга или любимого человека, страх смерти или жизни, потеря веры в Бога, ощущение потери веры Бога в себя, имя этим травмам – Легион.
Поэтому слушателю зачастую так важна аутентичность, «честность», ощущение, что мы все одной крови.
«Лёд-9» не пытаются сойти за своих, у них есть концепция, имидж, их выступления в большей степени перформансы, чем концерты в стиле «мое солнце мне скажет: это про нас».
В конце концов, что есть творчество? «Это когда десять дурачков следят за тем, как один корчится».
Бледный со сцены троллит публику, мол, хорошо вам тут, мужики, отрастили животы, заперлись в мирке «дом-жена-работа-начальник», а сюда приехали напиться и забыться под хиты молодости, потом можно и обратно к женам.
Смеется. И в конце добавляет: «Да ладно, я такой же, как вы. Только у меня живота нет».
Отсутствие «животов», наверное, и помогает Андрею и Антону развиваться параллельно в нескольких направлениях.
Черный плач – только выпей, он появится. Но появился на третьи сутки.
Аскетичные образы, принципиально иная, чем в 25/17 музыка, более жесткие и афористичные тексты. Даже голосовая подача и поведение на сцене отличаются: больше взаимодействия между солистами, танцы… С криком «пьяный батя – уууу» Андрей подбегает к самому краю сцены — первый ряд девушек (как не восхищаться русскими женщинами?), отшатывается назад, как молодые березки у трассы после того, как грузовик проехал.
Во время трека «Сердце и печень» актив фанатов, так называемая «худшая группа поддержки», устроила в поле шоу: массовые пляски в масках Ельцина, фигуры из фаеров, слэм и очень много огня.
Если бы у меня спросили «про что «Лёд-9», я бы сказала: про бездну, которая катится в мир.
Прочувствовать и описать ее точнее, чем сорокалетний дядя со страшным бэкграундом, вовлеченный в современность, нельзя: и Бледный смешивает постмодерн и постапокалипсис. Поэт в России больше, чем поэт. Он и рокер, и рэпер. А с ним музыкант, который, разумеется, тоже «больше чем» — Антон музыкой обращается к слушателям также, как Андрей — словами. «Пьяный батя» — шедевр метамодерна.
Слушаешь и льешь кровавые слёзы радости.
Еще «Лёд-9» про русский народ – витязя на распятье.
И про его людей, которые бродят лихие и хмельные по своей промерзшей земле, перед глазами уже черти скачут, а им… нам всё кажется, что это мир кривляется, чтобы нас удивить.
Некоторые мысли рождаются не в голове, а в груди.
После выступления «Льда-9», которое закрыло для меня «Доброфест», мое сердце вспомнило и отстукивало одну строчку из песни Александра Башлачева:
«Целуя кусок трофейного льда, я молча иду к огню».
И по традиции «худшей группы поддержки» хочется сказать всем упомянутым: храни вас Бог, дядьки.
Текст: Софья Кравцова
Фотограф: Евгений Резник
