Панк-концерт с диким угаром сегодня, в эпоху тотального приручения и «одомашнивания», невозможен. Если бы Андрей Машнин (группа «Машнинбэнд») в 2019-м блевал во время песни на первые ряды всем предварительно выпитым, как в конце 90-х, вряд ли бы его простили, несмотря на совершенно гениальный альбом «Бомба».
Умные, всепонимающе, несогласные интеллигенты, целевая аудитория группы Машнина слишком яростно боролась на кухнях, слишком отважно шепталась по углам и слишком стоически кушала на презентации новых независимых изданий, как писал в начале «двухтысячных» Дмитрий Быков.
Нельзя сейчас представить себе концерт «Химеры» – Рэда, обливающего зрителя кровью, это слишком экзотично.
А с экзотикой у нас отношения сложные: гаршинская пальма могла существовать только в теплице и погибла, пробив стеклянный купол. Поэтому Тилль Линдеманн в Париже выкатывает на сцену член. Ненастоящий, конечно, – поливальное устройство – и мы радуемся. Но он же, швыряющий в московскую публику рыбой, нас возмущает.
Из четырех китов, на которых держится перформанс (о них писала Фишер-Лихте, немецкая театраловедка), один — кит отношений исполнителя и зрителя, выбросился на берег, его доедают чайки. Три других — единство времени, места и участия тела художника — ещё плещутся.
И что сегодня при таком раскладе может сделать Володя Котляров вместе с Глебом Самойловым? Что может сделать Андрей Родионов? Если самая сознательная и вовлеченная часть публики первого формируется в условиях рафинированного бунта, а слушателей второго опыт митингов 2012-го сделал «импотентами». Что могут предложить одним и тем же людям самый популярный молодой панк, король декаданса, который «всегда будет против» и поэт?
Собирать деньги в фонд борьбы с лейкемией.
Володя давно занимается благотворительностью, Глеб Самойлов систематически защищает животных (от котят до китов), в 2017-м стал защищать еще и детей.
Приведу его цитату из «Новой Газеты» о Докторе Лизе:«Благотворительность существует в любом обществе — неважно, богатое оно или бедное, справедливое или нет, хотя справедливых и так не бывает. Без разницы, сколько у вас денег /…/ привычка скидываться в случае чего — это, кажется, последнее, что еще делает нас обществом».
Искусство прекрасно в своем панк-лирическом проявлении. Протестовать – здорово, панковать –здорово, сопли жевать – здорово. Но главное – в другом.
Акт первый. Родионов
«Вот уже поэт в девяностые
просто человек что-то орущий в кафе»
Андрей Родионов
Андрей Родионов на этом концерте оказался в тяжёлом положении. Что, в общем-то, предсказуемо: открывать такое мероприятие, когда конкретно на твоё выступление специально кто-то пришёл вряд ли – непросто. А тут ещё и компания молодых поэтесс. Ответственность удвоилась.
***
Две поэтессы смотрят с вызовом, две в себя. Я чего-то жду от тех, которые смотрят с вызовом. Даже от Родионова – меньше. Он для меня уже «свой», а это иногда мешает. Его сборник издал Илья Кормильцев в «Ультра.Культуре», взял интервью Ян Шенкман для «Медведя».
«А ты, как человек, угнавший лифт, вдруг понимаешь, что движенье нудно». Этой строчки мне вполне достаточно.
Однако вижу я его впервые. Бородатый, бритоголовый, высокий, очень крепкий. Не моргает, когда читает – правый глаз «течёт» по усам. Манера сочетается с внешностью пугающе правдоподобно. Кожей чувствуешь, что значит «аутентичность»: Родионов с ритмичной читки переходит на страшное пение, которое у меня ассоциировалось одновременно с контузией и «белой горячкой». Но вот он закончил свою часть и уже смотрит совсем другой. Поглядывает на спутниц с немым вопросом: «Всё ли у вас хорошо?»
В самолете при аварийной ситуации взрослый сначала надевает кислородную маску на себя, а потом на ребенка. Следующие этой инструкции не забывают тексты собственных стихов, не выходят из образа медведя, по-человечьи говорящего в тайге, от волнения за своих медвежат.
Родионов запнулся на одной строчке и как-то отчаянно извинился. Зал никакого недовольства не выразил и поэт, показалось, ожил.
Публику заинтересовал вопрос: Кто такой Олег, фигурирующий в его стихах? Обобщенный образ, чаще – игра с собственным подсознанием, тульпа, что угодно, но почему именно Олег? Потому что короткое имя? Почему не Ян? Он был слишком занят организацией этого концерта, чтобы фигурировать в стихах. Почему не Глеб? А он пытался настроить свою аппаратуру в гримерке. И всё же место Олега в творчестве современных поэтов напрасно игнорируется филологами.
Пока я ждала чего-то от поэтесс, девушка, ныряющая взглядом то в толпу, то в собственное подсознание, блестящая чешуей отличной формы стиха, прочла самые сильные строчки вечера. По моим подсчетам, ее зовут Злата Неминова. Наверняка даже «черная икона русской поэзии» Алина Витухновская залилась бы благоуханными слезами от стихотворения Златы про обожженных рыб. После него мое восприятие дальнейшего чтения отключилось.
Акт второй. Котляров
Не пьет, не курит, занимается благотворительностью. Песнями внушает людям веру в будущее. А еще он лидер главной сегодня панк-группы страны — «Порнофильмы». От Володи Котлярова лирики ждали больше, чем от Андрея Родионова. Котляров немым ожиданиям возразил вслух: «Кто мы такие, чтобы читать стихи?». И пел песни.
Мне тяжело воспринимать творчество этой группы (и признаться в этом тоже нелегко). Мои «главныя панки» — ПТВП. И совсем не потому, что мне хочется революции с «наркотой и запрещенными книгами» или «отстрела ментов и барыг». Это, в первую очередь, вопрос эстетики, а уже потом идеи и так далее.
Но я смотрела на публику Котлярова и радовалась за неё. У этих молодых людей есть такой «старший брат», который несёт необходимые ценности. Он пережил всякое и теперь уберегает их, он многое узнал и понял и теперь передает им свое знание и свой опыт. Невозможно представить среди слушателей «Порнофильмов» подлых людей. Даже внешне Володя Котляров – совершенно очаровательный – чем-то напоминает Веню Д’ркина. Такой же правильный, с высоким чистым голосом. Но в Володе – еще больше юности. А в сдерживании движений есть что-то от Йена Кёртиса.
Я сломалась на 7-й композиции – «Я так боюсь». И наконец, смогла встать с его публикой в один ряд.
Начал он с «Русского Христа». Звучало, будто это последняя песня и на концерте, и в жизни. Такой надрыв!
Кроме своего репертуара, он спел Окуджаву – «Шла война» и вспомнил, как был расстроен, не успев поучаствовать в трибьюте «Нашего радио».
Потом прозвучала «Москва-Кассиопея» — песня группы «Соломенные еноты». Володя посвятил её памяти Бориса Усова, лучшего, по мнению Котлярова, русскоязычного текстовика, который ушёл совсем недавно.
А закончилось всё «Любовью».
И после каждой песни, а всего их было 14, Володя повторял, что не умеет играть на гитаре и петь, вся музыка у него на одних и тех же четырех аккордах. Скорее всего, это должно бы начать раздражать. Но юноши и девушки в зале только одобрительно выкрикивали, улыбались: «Володя, мы тоже не виртуозы, всё нормально!»
Такого даже в хорошей советской литературе для подростков не найдешь. Ну точно старший брат.
Акт третий. Глеб Самойлов
А дальше – стихи. Таежные. Об одиночестве без мужика.
Самойлов был охвачен чтением, как пожаром. Рвал на груди спортивную куртку, орал о тайге, из которой он будто только что вышел, пророчил, что «нам ТУДА дорога». Как бывалый сказочник, нашептал про «пьяные звезды», и наконец, позволил публике моргнуть.
Самоирония спасёт этот мир.
Было анонсировано чтение стихов? Нате вам, достопочтенная публика, стихи. А читать я буду по-никоновски, чтобы вы не могли усомниться в поэтической силе. Слова своей самой китчевой песни буду «изрыгать обгорающим ртом».
Маяковский здесь неслучаен, само сочетание непроницаемого пафоса с пародией на себя же – обязывает.
Анна Герасимова (Умка) писала, что с Маяковского началась традиция полуигровой-полусерьезной поэтической интонации. Смешное стало механически сочетаться с серьезным и выглядело не совсем естественно. Вот это не совсем естественное впечатление заставило зал оцепенеть практически на все время, пока Глеб на сцене с бешеным аппетитом кусал и проглатывал «священную корову» молодости пришедших на его выступление зрителей.
Но это казалось и вынужденным дурачеством. Будто артист не совсем себе представляет, чего от него ждут, и не хочет подвести ни организатора, ни публику, ни себя. Декламация «Сказочной тайги» — остроумный выход из ситуации.
А потом – дискотека! Под песни Глеба Самойлова.
Каждый раз он рассказывает о сладком запахе смерти, напоминает о вечной боли рождения, вкладывает вам в руку скальпель, чтобы вы были готовы занести его и над гнойным нарывом, и над красным цветком. Если будет надо — отрезвляющий холод стали проникнет в ваш ваши грёзы. Всё для того, чтобы научить темноту внутри бороться с темнотой снаружи.
Так танцуйте!
Танцует и он сам. Пишет письмо девочке из плена: «Забери меня». Сходит с ума от жажды мести – и танцует. Под новую очень качающую аранжировку одной из своих самых страшных песен.
В перерывах разговаривает со зрителями, чтобы они не скучали, пока он укрощает аппаратуру (Почему бы не принести на заявленную акустику DJ-оборудование?).
«Извините, что я выступаю под фонограмму, но я не хотел под гитару петь «Сказочную тайгу». Она под гитару пошло звучит».
Из зала – выкрик: «Всю жизнь пени «Тайгу» под гитару и нормально!»
Глеб только плечами пожал. Хоть это и его «стадо» песен, но конкретных «коров» слушатели присвоили и обожествили. Исполнил «Каменное дно» и снова пауза и извинения: «Я сейчас со сложной аппаратурой…ай.. эс..называется…А Й Ф О Н. Не слышали? Я тоже».
Зал смеется, слышны одобрительные выкрики.
— Глебушка! Молодец!
— Мяу!
В ожидании слушатели начинают петь «Как на войне», Глеб никак на это не реагирует. Хор смолк.
«А почему молодые не танцуют?!»
Зал снова смеется, из-за кулис помощник Глеба ему что-то подсказывает.
«Слушай, выходи и говори им сам»… Из обрывков разговоров становится понятно, что для выступления нужен был интернет, а его в клубе нет.
Кто-то в зале просит почитать стихи.
«Я не хотел… реально (!) после таких замечательных людей, которые до этого участвовали в концерте, выходить и петь под гитару какую-то херню и читать по сравнению с их стихами свои ПСЕВДОстихи».
Зал аплодирует расстроено, но с уважением.
— Ты лучший!
— Мяу!!!
Исполнил «Любовью», тоже в более танцевальной аранжировке. И снова пауза.
— Чё так сложно-то? – мужской голос откуда-то из бара.
— Потому что я тупой! – мгновенно интонация, взгляд, поза сурового парня с Урала — кто вам говорил, что будет легко.. Вы ж, многие, и на Самойлова тоже пришли.
В зале открылся стол заказов:
— «Синие цветы»
— Синими цветами мы все когда-нибудь станем (шутка о смерти)
— Молодец?
— Кто?
— Вы!
— Денег ребятам дайте (дальше раздраженно и не в микрофон)
Зал поет «Опиум для никого»
— О, вы сами пока!
Снова смех.
Издевательски-уныло подпел толпе: «Поиграем в декаданс», потом в пример задорно играл на маноке вариацию на тему припева.
«Поскольку готовился я недолго, следующая песня будет длиться столько, сколько вы захотите».
Мы хотели минут 20, но было всего 4 минуты самого психоделического произведения Самойлова «Поезда». После чего он сказал: «Я отметился, я пошел», — и покинул сцену, так в микрофон о проблемах с аппаратом не сообщив.
Кто-то во время его выступления почувствовал себя героем книжек про панков, которыми зачитывался в юношестве, и ушел счастливым. Кто-то смог расслабиться и потанцевать на таком странном рейве. Кто-то, кто ждал легенду русского рока – с гитарой на коленке Am-C-G-Em и тому подобным, наверняка разочаровался.
Что можно сказать в итоге этого резонансного перформанса? Пусть за меня скажет Томас Манн: «Если они настолько глупы, чтобы поддаться его дьявольщине, то это их дело, и если они не переносят своих великих людей, то пусть больше их не рождают».
Автор: Софья Кравцова
Фотограф: Алексей Соков
Глеб Самойлов
Владимир Котляров
Андрей Родионов
