«Одна идея не меняется – когда умирают надежда и любовь, умирает Майкл Найт. А когда надежда жива, любовь не сможет умереть. В нашей музыке есть именно эта тема. Она мрачнее, потому что грустнее, но когда в жизни происходят события, которые меняют ее характер, об этом весело не напишешь. Я хочу донести, что есть боль, но жизнь можно увидеть с разных сторон и на многое взглянуть иначе» — философский разговор о творчестве и вдохновении с нотками юмора с потрясающе харизматичным солистом группы Michael Night .
ORW: Майкл, добрый день! В прошлом вы профессионально изучали философию и психологию в Oxford Brookes University. А потом серьезно занялись музыкой, создали свою группу. Повлияло ли на ваше творчество глубокое знание этих наук и если да, то как?
Майкл: В первую очередь, я изучал философию; психология была побочной – мне просто было это интересно, ведь с людьми нужно уметь работать. А с помощью философии человек учится задавать правильные вопросы. Один из самых важных, который он может задать себе во время написания песни — это «что я ощущаю?» Есть такое выражение: «Если бы лев мог говорить, он бы тебя понимал». Стоит исписать от четырех до десяти страниц, чтобы передать человеку свои эмоции. Для того, чтобы убедить слушателя в какой-нибудь идее, ты должен сам верить в это. Философия помогла мне понять, что я хочу сказать и как я могу донести это. Стало легче сочинять. Писать песни – это не только эмоциональный процесс, но и диалог. Я знаю много песен, особенно в жанре метала, где каждое предложение – это новый образ. Ты читаешь текст и думаешь: «Хорошо, понятно, а здесь что?» А есть композиции, где в куплете есть вопрос, в припеве он разбирается еще глубже, и так раскрываются эмоции автора. Конечно, философия повлияла.
ORW: За свою жизнь вы впитали несколько совершенно разных культур – армянскую, американскую, русскую, английскую. Как это отразилось на вашей личности, сильно ли повлияло на музыку?
Майкл: Даже финскую! Ну, на самом деле, я считаю себя человеком мира. Я понял это, когда поехал учиться в Англию и встретил таких же, как я. Это были люди, которые могли бы ужиться в любой стране. Это определенный подход к жизни, по сути, отдельная культура. Но если это не учитывать, думаю, что мне ближе американская, потому что мои ценности близки ей. Дружба, отношения, стиль жизни. Русская дружба сильно отличается от американской. В США если люди дружат, то всегда ценят личное пространство друг друга. Если у друга что-то случилось, то они стремятся донести мысль о том, что «если нужно – я здесь». В России люди очень активно участвуют в жизни своих друзей. Если говорить об армянской культуре, то это мое происхождение, которое я, безусловно, ценю. Там много интересных традиций, богатая история – есть чем гордиться. К сожалению, я не знаю армянский язык, традиционных песен и танцев, но у меня очень теплое отношение к этой стране.
ORW: А в музыкальном плане?
Майкл: Армянская – нет, русская – не очень сильно. Больше всего повлияла американская и финская. Я вырос на музыке европейско-американской школы и финской рок-культуре. Там своя отдельная тусовка.
ORW: Ваша группа Michael Night имеет интернациональный состав, вы играете с русскими музыкантами. Быстро ли получилось сыграться, легко ли они поняли идею работать в жанре, близком к лав-металу?
Майкл: Ну, лав-метал – это изобретение группы HIM, они сами придумали такой жанр. Да, нам было очень легко сыграться.
ORW: Хорошо, но ведь и вы тоже изобрели new age rock? Что вы хотели этим сказать?
Майкл: New age rock – это была наша общая шутка. Раньше я выступал перед людьми, которые не могли отличить современный рок от рока восьмедисятых, тогда я решил обозначить, что играем именно мы. Но эта полушутка вдруг стала источником большого интереса. Вы будете первыми, кому я назову жанр нашей музыки, который мне действительно нравится – heartcore. Лучше называть нас так. С ребятами мне было легко, потому что они очень общительные, спокойные. Я ценю людей, которые заражают своей уверенностью, спокойствием. И у нас есть общие интересы, схожие музыкальные вкусы. Возможно, разница между нами и большинством коллективов здесь – я не говорю о том, правильно это или не правильно – состоит в том, что у нас разные подходы. Местные группы не стремятся делать музыку в западном стиле, а стараются угодить широкой российской аудитории, чтобы это было интересно всем. Поначалу я думал, что российский шоубизнес имеет сходство с американским. Но потом понял, что здесь совершенно иная музыкальная культура, например, люди по-разному реагируют на английский язык. Со временем я осознал, что русскому шоубизнесу я ничего нового предложить не смогу, и стал ориентироваться на другого зрителя.
ORW: Скоро вы выпустите новый альбом под названием Hearts of Obsidian. О чем он? Он также как и первое EP, будет развивать темы света и тьмы, высокой любви или здесь иная история?
Майкл: Нет высокой любви, она бывает только одна. Echoes in the dark были нашими первыми шагами – там есть, над чем мы могли бы еще поработать, что-то сделать иначе. Но в этом EP был показан мой высший уровень профессионализма – открытая душа. В Hearts of Obsidian немного другой посыл. Остается тема любви, света, и появляется персонаж – Майкл Найт. Он поет из-за «занавеса» как герой в мюзикле «Призрак Оперы». Это более личный альбом, чем предыдущий. Здесь много того, что я испытывал в 2016 году, с чем сталкивался, выводов, к которым пришел. Герой будто говорит: «Я – один из вас, у меня тоже есть чувства, страхи, боль». Но одна идея не меняется – когда умирают надежда и любовь, умирает Майкл Найт. А когда надежда жива, любовь не сможет умереть. В нашей музыке есть именно эта тема. Она мрачнее, потому что грустнее, но когда в жизни происходят события, которые меняют ее характер, об этом весело не напишешь. Я хочу донести, что есть боль, но жизнь можно увидеть с разных сторон и на многое взглянуть иначе.
ORW: Вы уже выпустили сингл с предстоящего альбома под названием Frost. Песня отличается по стилю от предыдущего материала, и ощущается, что вас вдохновило что-то очень личное…
Майкл: Да… Frost, в определенной мере, представляет, каким будет альбом. Это моя личная борьба с течением жизни. У всех нас есть ценности – любовь, семья, дружба, дом, много того, что вновь делает человека светлым ребенком. Бывают моменты, которые нас меняют. Мы начинаем чувствовать вседозволенность. И теплые эмоции замораживаются. Жизнь в принципе холодная штука. Кто-то позволяет, чтобы в сердце появился лед, а у других тепло пробивается изнутри. И про это песня. Человек понимает, что все меняется, что-то не так, и он больше не ощущает, как любовь живет в нем. Он может охладеть к своей второй половине, другу, родственникам… Эта идея есть даже в названии альбома. Обсидиан – это черный стеклянный камень, который раньше был лавой. Когда мне было тринадцать лет, я поехал в Армению со своим дедом и недалеко от вулканов на дороге нашел много таких камней. Один из них я забрал себе. Сейчас я смотрю на обсидиан и вижу, что у него долгая история, и он такой красивый, но такой холодный. Он превратился в застывшую лаву, и человеческие сердца иногда бывают такими же. У нас есть другая песня как раз о том, как снова разжечь сердце.
ORW: Насколько вы придирчивы к материалу во время работы над музыкой, как вы понимаете, что песня полностью готова?
Майкл: Вы знаете, я всех достаю. Большую часть своей жизни я был слушателем, но не играл, не пел. Как профессионал я начал заниматься музыкой три-четыре года назад. Я мог позволить, чтобы песня довела меня до слез, чтобы она повлияла на мои поступки. Это немного странно, но эта практика была необходима, потому что, в первую очередь, я смотрю на создание музыки не как музыкант, у которого множество гитарных партий, и он думает уже скорее как математик, а не как автор. Бывает, что все слишком логично, чересчур идеально, и теряется определенная эмоция. Пока я не почувствую, что песня меня внутреннее трогает, я не перестану над ней работать. Когда я писал песню In your eyes с предыдущего альбома, куплеты просто вылились, будто посуда упала из рук. Такое и хорошо поется, играется, и отлично принимается слушателем. Тогда ты понимаешь, что это работа с мелодией и песней. В ней есть твой поток энергии. Когда это ощущение приходит, значит, песня готова к сведению и финальной обработки.
ORW: То есть, в этом плане вы перфекционист?
Майкл: Да, я перфекционист. Слишком много людей теряют большой потенциал, когда решают: «Да, все будет нормально» и поддаются лени. Но перфекционист я не в плане музыкальной техники, а в душевных аспектах.
ORW: Как вы считаете, кто ваш слушатель? В нашей стране рок-концерты зарубежных популярных исполнителей, в целом, посещает одна аудитория: это подростки, молодые люди чуть старше, преимущественно девушки. Это – ваша аудитория?
Майкл: Как я уже сказал, человек не может исполнять то, во что он не верит. Я выступал перед зрителями, у которых музыкальный вкус для меня будто с другой планеты. И некоторые из них считали, что одно хорошо, а то, что я люблю – плохо. С такими людьми, конечно, диалог сразу заканчивается. Я начал слушать свое сердце и исполнять музыку так, как оно мне подсказывает и на альбоме, и с группой на концертах. Я хотел, чтобы это отвечало той культуре, в которой я вырос. Я рос среди рокеров, эмо, я и сам был эмо. Я взрослел на концертах Bullet for my Valentine, Dragonforce, HIM, безусловно. Я знал, что это за мир и вступил в него, а зритель на это тепло среагировал. Мы ему очень благодарны; это самый яркий показатель того, не нужно распыляться направо и налево — мы нашли свою аудиторию. К моему приятному удивлению, я обнаружил, сколько здесь поклонников западной музыки. Здесь появляется диаспора: люди, которые любят рок, не важно, в Финляндии, Америке или в России, похоже одеваются, у них такие же жесты, очень многие знают английский язык. На своем первом концерте я говорил только по-английски, и все меня прекрасно понимали. Думаю, что именно это наш зритель. На Западе считается, что когда артист стремится привлечь поклонников любого контингента, он теряет свое лицо. Ведь есть столько менталитетов, столько подходов к жизни, которые невозможно совместить воедино — человек может упустить свою индивидуальность. Почему поп-музыка во многом звучит так поверхностно? Она рассказывает о том, что может понять каждый.
ORW: Вы были специальными гостями на выступлениях таких артистов как 69eyes, Bullet for my Valentine, Poets of the Fall, RED. Какую роль сыграл для вас этот опыт, переняли ли вы у них какие-то фишки, может быть, познакомились поближе?
Майкл: На концерте 69eyes была наша общая знакомая из Финляндии, и у меня была возможность пообщаться с группой. На самом деле, финны немного напоминают мне армянскую диаспору – все друг друга знают. Там люди из совершенно разных профессий могут хорошо знать рокеров, они любят такую музыку. Когда я поехал в Хельсинки и побывал на концерте 69
Eyes, они узнали меня, мы поговорили и там — был очень интересный вечер. Других музыкантов я стараюсь не трогать перед шоу, если меня самого не позвали. Это будет навязчиво с моей стороны. Скорее, мы смотрим на то, как коллективы, которые играют вместе больше восемнадцати лет, работают на сцене. Как на них реагирует зал, какие используются сценические подходы. Я впитывал это и старался воплощать со своей группой. Главное, чтобы все было органично, потому что, если я начну трясти головой как ребята из Bullet for my Valentine, то буду выглядеть как Леонид Агутин, исполняющий песни Джастина Бибера.
ORW: Но было ли это вашей мечтой – сыграть на одной сцене с такими маститыми исполнителями или же вы оцениваете разогрев как один из элементов работы музыканта?
Майкл: Конечно, на 69 eyes я ходил, когда мне было только шестнадцать лет – они приезжали в Атланту. Просто теперь я другой человек. Сейчас я сконцентрирован на музыке, на группе, работаю для того, чтобы на выступлениях все прошло хорошо. Я не задумываюсь над тем, что надо обязательно познакомиться с группой. Если получится – хорошо. Я никогда не прошу фото, всегда общаюсь с ними на равных, ведь они такие же музыканты, как и мы. Просто у них есть успех, которого у нас пока нет, вот и все. Если общаться по-человечески, ненавязчиво, будет гораздо лучше.
ORW: Что означает логотип вашей группы, как он был придуман? Вы вдохновились хартограммой HIM или чем-то другим?
Майкл В этом знаке мне больше всего нравится то, что в нем есть сердце – универсальный символ любви. Наш логотип называется ankheart. Я люблю смесь оккультных символов с чем-то другим. Хартограмма HIM – очень остроумная идея, потому что переплетается пентаграмма, весьма темный знак, и сердце. Но у нас с HIM немного разные ценности и то, что мы стремимся донести слушателю. HIM для меня – это доказательство того, что любовь существует как во свете, так и во тьме. Однако увидев их хартограмму, я понял, что что-то похожее может олицетворять нашу музыку. Не только HIM совмещают символы: у Alkaline Trio сердце с черепом, у The Used на обложке альбома In Love and Death изображено повешенное сердце, у Green day – сердце-граната. Везде было сердце, и я понял, что мне это нужно. Но каким именно должен быть логотип, чтобы он подходил группе, я не знал. В детстве я увлекался историей Древнего Египта, и там был знак, который всегда мне казался интересным, забавным – ankheart. Ank — это древний символ жизни, нового начала, продолжения чего-то, секса. Когда был развод моих родителей, я много рисовал этот элемент. Я изображал его везде, на стенах в комнате рядом с другими рисунками. Он стал для меня знаком надежды, в определенной степени ангелом-хранителем. Сочетанием любви и жизни – того, что мне было так нужно в юности. Мне очень приятно, что этот элемент, который долгое время был моим талисманом, теперь люди рисуют на руках, в городе, на снегу. Просто глаза хотят потеть!
ORW: Вы неоднократно признавались, что на ваш музыкальный вкус огромное влияние оказала группа HIM. Месяц назад коллектив, к сожалению, объявил о прекращении деятельности. Что вы думаете по этому поводу, изменит ли это событие ваши творческие ориентиры?
Майкл: Я рыдал как ребенок. Когда я узнал об этой новости, то решил, что это шутка и вначале не понимал, что же я ощущаю. HIM для меня были не просто группой, в которой мне так сильно понравилась музыка, чтобы ее слушать без конца. У меня нет сумасшедшего фанатизма. В музыке HIM я чувствую выражение самого себя, моего внутреннего «Я». Моя история с HIM началась во время одного из первых приездов в Россию – мне тогда было тринадцать лет. Я тогда по-русски еле говорил, гостил у дедушки с бабушкой. И вышел клип на песню Funeral of Hearts – я смотрел его с восхищением. Он напомнил мне город, где я вырос, закаты, время детства. Все началось с этой группы – любовь к разным культурам, любовь к Финляндии. Спустя несколько лет появилось много других интересов, но HIM стали единственной командой, чей концерт я бы никогда не пропустил. Когда они распались, я ощутил, будто родной человек уходит из моей жизни. Тот, который сыграл большую роль во времена моего взросления. Также было и чувство ответственности: такие группы как HIM, Linkin Park для нового поколения – уже в какой-то мере классический рок. И нам нужно поддерживать значимость этих коллективов, даже если они распадаются или меняют жанр. Так что, есть доля грусти, доля спокойствия; я не знаю, познакомлюсь ли я когда-нибудь с HIM или нет, но я хочу, чтобы у них все было хорошо – им уже под сорок, они устали, хотят нормальной жизни, зарабатывать по-человечески деньги, им это очень нужно. И наши поклонники, nightsters, как я их называю, прислали мне слова утешения, будто бы правда ушел родной человек. Некоторые тексты даже вызвали у меня слезы. Я тогда я понял, ради чего мы делаем то, что мы делаем.
ORW: Как вы считаете, это событие отразится на вашем творчестве?
Майкл: Все-таки мы не HIM, а другая группа. Они уже повлияли, как могли. Да сами HIM говорили, что их первым коллективом, который оказал воздействие, были Black Sabbath. Иногда это ощущается – Вилле Вало издалека похож на Оззи Озборна в очках. Надеюсь, ни Оззи, ни Вилле никогда не прочитают, что я сейчас сказал! (Смеется). Но HIM – это в любом случае HIM, а не Black Sabbath или кто-то другой. У нас такая же история. Мы благодарны за то, что они есть, за то, что они создали, и я думаю, мы не единственные. Но пора двигаться вперед.
ORW: В конце апреля у Michael Night состоится выступление в клубе Fassbinder, где вы презентуете новый альбом. Что интересного вы подготовили для своих поклонников, может быть, ожидаются какие-нибудь сюрпризы?
Майкл: Если я расскажу, не получится сюрприз (Смеется). Но будет много неожиданностей. В Hearts of Obsidian есть элементы предыдущего альбома, но, все же, он совсем другой. Michael Night как группа во многом осталась прежней, но и сильно изменилась. Насчет сюрпризов… Думаю, вы посмотрите и все поймете. Не хочу все рассказывать. Будут новые и старые песни, предыдущий материал в свежей обработке, каверы, которые еще не исполнялись. Есть, на что посмотреть!
ORW: В заключение нашего интервью просим пожелать что-нибудь изданию Onrockwave и вашим поклонникам.
Майкл: Вам – процветания и много читателей. Ничего не бойтесь. Не бойтесь любить, не бойтесь жить, как вам хочется. Не бойтесь делать то, что близко сердцу, то, что может осчастливить кого-то. Прислушивайтесь к другим, но слушайте только себя. Моя фраза-талисман также была сказана Вилле Вало: «Всегда найдется человек, который будет петь лучше или хуже тебя, но никто не сможет петь от твоего сердца». И для того, чтобы это сердце пело, не надо бояться.
Текст: Евгения Грибкова
Фото: Мария Смоляр
Место проведения: Upside Down Cake