Глеб Самойлов научил меня откладывать деньги хотя бы на два «Доширака». И не бояться быть собой.
Фронтмен и автор песен «Агаты Кристи», он стал звездой в середине 90-х, а новый век встретил в статусе «легенды русского рока», хотя его песни с этим жанром роднит разве что язык. Когда все писали гимны, он создавал танцевальные хиты внутри концептуальных и ролевых альбомов. В «сытые» годы эпохи он превращался в чеховского человека с молоточком, который стуком постоянно напоминал на фоне молчания слабых и бурного благополучия сильных, что есть несчастье, что жизнь покажет когти, и даже сильного никто не увидит и не услышит, когда придет беда, как пока он не видит и не слышит других. В журнале «Урлайт» в 1986-м году всему свердловскому рок-клубу будто дали отмашку: «…если кто-то должен напоминать в музыке о смерти — пусть это делает Свердловск…». Хоть это итог рецензии на «Наутилус», складывается ощущение, что Самойлов воспринял эти слова, как вызов. И ответил.
Сегодня ему 50. Никак это число не ассоциируется с человеком, которого даже фанаты привыкли называть Глебушкой.
Что он нам дал? «Готический принц», «король декаданса», развернувший войну между Эросом и Танатосом невиданных масштабов.
А что мы смогли у него взять?
1. С химией в школе меня примирял только термин «свободные радикалы». Зимой 2016-го, когда группа активистов решила провести в дремотном Курске подобие столичных «Маяковских чтений», я не могла не прийти. Собралось примерно 15 подростков. Для кого-то это был политический акт, для кого-то попытка сепарации от родителей, большая часть пробовала на вкус слово «тусовка». Когда стало окончательно ясно, что пакетик с ворованным воздухом московских поэтических сборов сдулся, я спросила у автора идеи мероприятия, почему имя писательницы Агаты Кристи стало ее псевдонимом. «Да по приколу. А, ну и Глеб Самойлов, конечно, крутой. Я с ним на Сахарова в 2012-м рядом шла, прикинь». Большая часть людей, чья музыка когда-то звучала у меня дома, к тому моменту уже превратилась в коллаборационистов. Но, оказывается, легенда русского рока, пусть для меня и средней степени абстракции, протестовал во времена, когда я только начала понимать, что происходит в общественно-политической жизни страны, но отказывалась в это верить.
Потом я узнаю, что Глеб Самойлов был активным участником митингов, выходил на проспект Сахарова, выступал на «Марше миллионов», на концерте в поддержку Pussy Riot, участвовал в телемарафоне «Свобода выбора». Правда, на камеру «Дождя» говорил, что его лозунг на марше: «Обама, дай еще сто долларов», сидящим в тюрьме участницам PR записал в качестве «привета» блатную песню «Плачут за решетою девчата», а в эфире жаловался Андрею Лошаку, что при существующем режиме жить дико скучно, но все же вряд ли, когда переизберут Путина, он застрелится, как Хантер Томпсон. (А ведь несколько лет назад Лошак снимал его в стебной программе про «ковры-убийцы»…).
К 2012-му стеб стал главным средством коммуникации. Это ли не то, что нам надо: никаких идей, никаких ответов на вопросы? Самойлов мог бы прекрасно вписаться в этот (не)новый дискурс, его выступление на «панихиде» проекта «Гражданин поэт» тому свидетельство.
Он всегда ироничен. Но никогда не снижает пафоса.
Никому ничего не объясняет, не пытается казаться вежливым, заинтересованным или равнодушным, умным, самодостаточным. Интервью с ним, если это не беседа, где журналист просто задает темы, а Глеб развивает их, пока самому не надоест, — испытание для всех участников. Может, потому, что человек, как писал Бродский, — не сумма убеждений и даже не сумма интересов. Это сумма поступков. И разговор о себе приравнивается к призыву отвечать за поступки.
Всего этого я не знаю в 2016-м, зимой, в Курске. Но когда нашу «тусовку» со вкусом желтого снега и лая приказа расходиться прекратили полицейские, меня уводила группа подростков, поющих:
«…невинные дети не встретят в раю
мою и твою
продали мечту,
купили мечту,
порвали мечту»
Что-то во мне, человеке, выросшем на творчестве Кормильцева, эти строчки всколыхнули. Тогда я не знала, что это песня «Порвали мечту» и Илья Кормильцев под нее плакал.
2. А меня под нее поставили на колени в питерском клубе «Зал Ожидания». Фанаты знали историю про Илью и очень ревностно относились к общему исполнению «ритуала»: Глеб опускался на колени и зал опускался за ним.
На концерте его новой группы The MATRIXX я оказалась почти случайно — приехала на свой любимый «АукцЫон», но жажда приключений и новизны заставила изменить решение и пойти на выступление человека, которого я даже визуально представляла по клипу пятнадцатилетней давности. Гостем концерта на афише значился Лёха Никонов, а группа «Барто» была заявлена «на разогрев»… И всё та же зима 2016-го.
У Глеба Самойлова в реальности с Глебом Самойловым из клипа начала нулевых общего мало. Глаза, мимика. Голос.
«Реальный» Глеб оказался похож на осколок звезды. Если бы в осколке могло поместиться света больше, чем было в самой звезде. Публика воспринимала его, как «человека без имени»: люди были счастливы. И им было страшно. А мне впервые представился шанс узнать, как выглядит изнутри то, на что я так долго боялась даже посмотреть снаружи. Потом я увижу, как он умеет нести себя, смирять взглядом обнаглевших девиц или вежливо интересоваться у курящих фанатов, не помешает ли он им, если покурит рядом на улице. Выплевывать в организаторов старые хиты, как «нате» и рассуждать со случайными людьми в гримерке о Дали, Пикассо и фашизме. Разговоры о нем обычно начинаются с – «ах, если бы он только захотел…». Если бы он захотел, то у нас была бы музыкальная «икона» с мужским ликом. И не Земфирой единой…
3. Глеб Самойлов «постмодернистом родился в Асбесте», как он сам про себя говорит. Хотя, конечно, в нем слишком много чувственного для постмодерниста. Группа, которой он отдал 22 года, формально, по принадлежности к рок-клубу, считается свердловской. Глеб в Свердловске прожил меньше, чем в Асбесте и в Москве. Даже меньше, чем в гастрольных турах, если сложить их по дням. Но именно в Свердловске выросли его «братья». Пламенный Кормильцев и раненый Рыжий. Он не так метафоричен и резок, как первый. Не так образен и сентиментален, как второй. Но ощущение вечного присутствия смерти у них общее. А интонации – голоса, речи, песни – уникальны.
О том, что из мальчика получится творец, первым догадался барабанщик «Агаты Кристи» Петр Май. Во всяком случае, старший брат, второй фронтмен и основатель «Агаты Кристи» Вадим Самойлов, в младшем видел «ботана», но признавал его музыкальным вундеркиндом. Во всех интервью Глеба счастливые воспоминания о раннем детстве, когда мама и папа были вместе, а с ним был брат, перекрываются одиночеством более позднего периода, в котором он начал сочинять песни, взорвавшие сознание Маю. Школьник Глеб показывал очередное свое произведение, а Май не понимал, откуда в голове подростка берутся эти образы. В результате, песни Глеба Самойлова попали в «Агату Кристи» раньше, чем он сам.
В группе уже играли Вадим Самойлов, Александр Козлов и Петр Май, а называлась она ВИА РТФ УПИ. Окончание школы и, как следствие, приход Глеба в ВИА совпал с переименованием «вокально-инструментального ансамбля радио-технического факультета уральского политехнического института» в «Агату Кристи».
4. Рок всегда был одной из немногих возможностей противостояния власти, самовыражения, расширения сознания, а рок в 90-х одновременно представлял собой и составляющую национальной культуры, и альтернативу ей же. Вообще, рок-поэты чаще опирались именно на «альтернативные» литературные традиции, на романтизм, на европейский символизм, на русский авангард, на декаданс, в конце концов, с его приоритетом искусства перед жизнью, обреченностью, одиночеством, страстью к разрушению и «бытовой» эротикой.
«Агата Кристи» стала в русской рок-культуре олицетворением декаданса (иронически переосмысленного). Но, как и в начале XX века, его избыточная эстетика быстро себя исчерпала, и группа, как приказала литературная традиция, обратилась к жесткому реализму (со свойственным ему бытописательством и снижением лексики), а затем к экзистенциализму. Конфликт в творчестве «Агаты Кристи» очень быстро «перерос» социальный уровень и перешел на уровень духовности. Но даже в первой песне Глеба Самойлова, которую взяли в «Агату Кристи» раньше, в «Гномах-каннибалах», его лирический герой не находит в себе сил, чтобы покинуть дискомфортную для себя среду, не готов с ней бороться, и поддаться ее влиянию не может. И из романтического бунта он приходит к экзистенциальному кризису.
В кризисе герой достиг дна. Во втором альбоме «Агаты» персонажи Глеба были как бы худшими представителями того мира, который надлежит перестроить. Сам он называл это «противостоянием массе путем издевательства над нею».
Журналист Сергей Гурьев в фильме о свердловском роке «Сон в красном тереме» бурно восхищается «Агатой Кристи»: уж больно хорошо от упитанного и румяного Вадима Самойлова звучали строчки:
«А горечь утрат – субъективная блажь
Ведь если не купишь, так точно продашь
ся Я знаю, я спокоен, все такие, как я!
Да, я сытая свинья! Просто сытая свинья!»
О том, что написал их самый юный участник группы, танцующий на стуле бас-гитарист, Гурьев, кажется, не знал. Впрочем, вчерашнему школьнику Глебу было вверено исполнение только одной песни в программе, «Собачье сердце» – текст Булгакова на музыку Глеба Самойлова. Сложно сказать, кто был более органичен: крепкий напомаженный молодой человек, поющий о том, что он сытая свинья, или юноша с пушкинскими бакенбардами, глубоким баритоном взывающий «братцы-живодеры, за что же вы меня?». В конце песен оба срывались на крики – всё же братья-солисты – «фишка» группы.
Гнусный персонаж, упивающийся собственной мерзостью, просуществовал недолго, но основные мотивы в текстах «Агаты Кристи» того периода — самоуничижение и глумление, мнимое безумие, презрение к себе и обществу еще сохранялось. Пока Самойлов не взялся за воскрешение традиции юродства. Он поднял слово «ДУРАК» на знамя и гордо понес: «И ничего, что я дурак — всё равно. В природе всё не просто так суждено».
Вообще, юродивый — человек, который добровольно избирает путь сокрытия своих способностей, притворяется лишённым добродетелей и обличает мир в отсутствии этих самых добродетелей. Но если дурачки, юродивые близки к богу и свидетельствуют о нем, то признание дурачка одновременно и обличение бога. До Глеба Самойлова так знамя дурака не использовал никто. Хотя, очевидно, что создание человека «по образу и подобию» не ограничивалось физической составляющей, но только он через саморазоблачение транслировал критику мироустройства в целом.
В начале 90-х он одновременно написал два потрясающих концептуальных альбома: «Декаданс» для «Агаты Кристи» (все тексты, кроме «Эпидемии» и значительную часть музыки) и сольник «Маленький Фриц».
«Маленький Фриц» — история молодого немецкого солдата, втянутого во вторую мировую войну не из идейных побуждений, а просто потому что таков был его долг. Непонятно, когда разбудить в людях сострадание к такому маленькому человеку более невозможно: в 91-м или сейчас? Все песни в альбоме ролевые, однако, можно сказать, что автор проделывал тот же путь, что и его герой, то есть альбом в какой-то степени — глобальная метафора. Самым удивительным в нем остается тот факт, что пытаться понять, принять, простить, но не забывать врага, посмотреть на произошедшее его глазами взялся совсем молодой человек. При этом он будто упустил всё, что происходило в СССР в тот момент — оторвался от реальности даже больше, чем советское телевидение. Ему было чуть за 20, у него была жена, видеомагнитофон и музыкальные шкатулки. Этого хватало и для счастья, и для несчастья. В следующем альбоме «Агаты», «Позорная Звезда», сохранение за Глебом позиции основного автора группы и значительное расширение его исполнительского репертуара дали свои плоды. В «Позорную звезду» входит суперхит Глеба «Как на войне» и одна из лучших, на мой взгляд, по музыкальной составляющей песен русского рока «Я буду там». Когда «Как на войне» звучала из каждого утюга на всем постсоветском пространстве, Глеб с женой, магнитофоном и шкатулками продолжал жить в однушке в Екатеринбурге и питаться лапшой с кетчупом. Больше ничего не было.
Впрочем, и когда «Агата» обрела продюсера и переехала в Москву, он не приобрел никакого богатства. Можно объяснить это инфантилизмом. А можно принять сознательный выбор человека – ничего не иметь. В конце концов, когда Вадим в долг купил у продюсера Ford, Глеб накопил себе на разноцветные калоши и был вполне доволен. Хоть и требовал шутливо от Лужкова московскую прописку — к жене, магнитофону и шкатулкам тогда прибавился новорожденный сын.
Самый постмодернистский альбом «Агаты Кристи» «Опиум»: в нем обыгрываются элементы и романтизма, и декаданса и иронично подается экзистенциальный кризис героя, окончательно укрепившегося в позиции «юродивый».
«В «Опиуме» главный герой остановился, чтобы посмотреть на себя и просто вывернул себя наружу. А печально это получилось потому, что сделано им слишком мало. Грусть — потому что наступил переломный момент, пик, и есть ощущение полной неизвестности впереди. Для достижения же нового пика необходимо сначала спуститься вниз. Ведь на определенном этапе ты достиг чего-то и понимаешь, что от этого нужно срочно отказаться, чтобы что-то делать дальше. Отказаться-то ты отказался, но впереди пока что пустота. Я постарался в своих новых песнях запечатлеть это отчаяние (и отчаянность) человека, принявшего решение — как прощание с собой прошлым. Это словно маленькая смерть, предшествующая новому рождению. И, несмотря на грусть и печаль, в альбоме есть нечто светлое. Ведь это рассказ о чем-то ярком, достигшем расцвета и умирающем. Потому что расцветать дальше уже некуда».
Все это одинаково занятно и для психиатров, и для литературоведов, и для музыкальных критиков. Но также цепляет и слушателей без исследовательского интереса. Очевидно, в какой-то момент его герой стал зеркалом общественных неврозов. И именно как к Герою к нему потянулись потому, что он не побоялся рассказать, что ему страшно.
Большинство людей живёт в пространстве невротического опыта. Живёт трудно, но проблемы у всех одинаковые.
Другое дело — психотические поле! Пронизанное острым одиночеством и ужасом, пространство без форм и границ — даже языка нет для его описания (отсюда в следующем альбоме «Агаты Кристис», например, «кометые косматы»). В нём идёт исследователь жизни, главный легионер. И за ним очень интересно наблюдать. Сублимация неврозов, самый «хитовый» период «Агаты», закончилась. Герой «Опиума» принял тот факт, что он оказался в тупике, в небытие: он не хочет, как раньше, и не знает, как дальше. Умирание героя («прежнего себя») привело к страшному переживанию отчаяния и боли. И трем великим альбомам «Агаты Кристи»: «Ураган», «Чудеса» и «Майн Кайф?».
Всё это невероятно кинематографично и захватывающе. Особенно в мире, где люди боятся уйти с ненавистной работы, боятся попытаться реализоваться в любимом деле, и годами спасаются отравляющими компромиссами «ни там, ни тут». В момент превращения грязного исповедального русского рока в чистый и святой шоу-бизнес, публика могла видеть, как в каждом движении срастается автор и исполнитель песен «танцевальной» и «попсовой» «Агаты Кристи» со своими персонажами. Вместе с их сказочным одиночеством, стремлением к близости и невозможностью её выдерживать… Глеб, как Пикассо, решил писать автопортреты. И если они не находили массовый отклик, то вызывали массовый интерес.
Если бы он не сделал выбор, не согласился на потерю (а выбор – всегда потеря), он никогда не вышел бы из тупика «Опиума». И не написал бы три великих альбома «Агаты Кристи».
5. Не побоялся Глеб Самойлов о своих собственных неврозах говорить. Посреди культа успеха 90-х, талантливый и популярный молодой человек рассказывает про панические атаки, психоневрологические диспансеры и транквилизаторы.
Вадим Самойлов в это же время признался в употреблении наркотиков в программе «Сумерки» Михаила Козырева (в 2020-м Козырев так это прокомментирует: «Вадик Самойлов рассказал, что отказался от кокаина будучи под кокаином»). Это огромная ответственность, важный шаг, потеря в имидже и Вадима, и всей группы. Сложно сказать, участвовал ли Глеб в принятии решения — проблема была общей. В результате, ответственность братья разделили, как и все «прелести» жизни наркоманов. Вадик предостерегал молодежь и декларировал уникальность своего (мнимого в тот момент) отказа.
Глеб про наркотики говорил крайне редко и неохотно, впрочем, с его позицией «проблема не наркотики, проблема я сам» никакого нравоучительного торжества воли не получалось построить. Но подробно объясняя в интервью, что такое панические атаки, он говорил на языке, еще не обретенном, и давал людям, которые страдают от подобных расстройств, почувствовать, что они не одни. И ведь говорил не с позиции победителя, не боялся показаться слабым. Будучи сознательно отрезанным от массовой культуры, едва ли он представлял себе важность этого дискурса.
6. Развал «Агаты Кристи» был предсказуем: поразительно, что группа просуществовала так долго. Вадим всегда позиционировал себя, как философа, Глебу философская позиция в жизни казалась бесстрастной и для страстного себя неподходящей. С середины 90-х творческая составляющая жизни группы полностью осуществлялась Глебом, а на плечи Вадима легли техническая и бытовая части. Время от времени братья забирались на территорию друг друга: то Глеб был недоволен продюсерским выбором песен для клипов, то Вадим был недоволен тем, что его единственной за много лет песне Глеб не находил места в концепции нового альбома и добавил ее бонус-треком. Конкуренцию тоже никто не отменял: вряд ли братья ожидали, что вдвоем станут фронтменами. В середине 00-х, когда Глеб Самойлов подружился с Ильей Кормильцевым, Вадим Самойлов сблизился с Владиславом Сурковым. Вадим и раньше не видел ничего дурного во взаимодействии с властью, Глеб же пытался любых столкновений избегать. В связи с этим возникали нелепые ситуации, вроде попыток Вадима Самойлова и Александра Козлова уговорить Глеба Самойлова и Андрея Котова (барабанщика «золотого состава» группы) выступать на дне рождения Жириновского. Андрей отказался сразу и ушел. Глеб отказался и остался, устроив перед своим окончательным отказом представление, в ходе которого выражал готовность быть растерзанным бандитами, но никуда не идти. Вадиму пришлось объяснять «важным людям», что брат его не в себе. На день рождения политика он спокойно сходил сам.
Усилившиеся в середине 00-х идеологические расхождения в связи с новыми знакомствами сделали совместную работу в «Агате Кристи» удушающим компромиссом. Вадим не без протекции «вышестоящих» увлекся продюсерской деятельностью, Глеб вместе с Александром Скляром сделал спектакль из песен Вертинского и вернулся к своей диете начала 90-х. Денег хватало только на «Доширак». Впрочем, некоторые птицы поют, не нуждаясь в упругой ветке.
Когда работать вместе стало невыносимо, братья нашли в себе силы выпустить альбом, откатать прощальный тур и тихо разойтись. Часть фанатов была склонна обвинять Глеба в развале группы. Слишком радикальным он всегда был. И в фильме об «Агате Кристи», который снял Алексей Остудин, он не выглядит несчастным. Он уже придумал концепцию своей новой группы, уже написал часть песен для ее первого альбома, он уже принял решение. Вадим же оставался в печальных раздумьях, хотя от идеи «Агаты Кристи» точно также отказывался. И все же сделать выбор и перенести на потерю он не смог. В результате, Глеб после «Агаты Кристи» выпустил 6 альбомов, а Вадим опубликовал несколько своих черновиков «агатовского периода» и записал две новые песни: «За Донбасс»/ «На Берлин» и «Где-то между» (на основе музыки клавишника «Агаты Кристи» Александра Козлова. По утверждению Глеба, демонстрационную запись этой музыки для песни они с Козловым делали вместе, но никакого конфликта на этой почве не возникло. Впрочем, конфликтов между братьями и без этого достаточно).
7. Первые 5 лет существования The MATRIXX Глеб не использовал в концертной программе свои песни, написанные в «Агате Кристи». Кроме принципов, это вполне объяснимо концептуально: маятник так долго удерживали в одном положении в «Агате», что подлетел и сделал круг, когда его отпустили.
Красота музыки первых двух альбомов The MATRIXX поднимает песни над реальностью текстов: Глеб больше не пел о себе иносказательно, свёл к минимуму страшные сказки – заоконная действительность оказалась куда страшнее. Если бы первый альбом The MATRIXX «Прекрасное жестоко» вышел в 2017-м году, Самойлов стал бы героем масс. Но он вышел в 2010-м. Молодежи, готовой его услышать, было совсем мало. Эстетика бунта, жизнь городских партизан, маленький человек, бросающий вызов огромной системе… Спрос минимален. Потенциальной целевой аудиторией все это тогда казалось слишком маргинальным и вызывающим. Хочется верить, что песни Глеба Самойлова раннего периода The MATRIXX повлияли на молодых людей больше, чем речи Вадима Самойлова на Селигере, которые он произносил как раз в то же время. Третий альбом новой группы не концептуален, что не типично для Глеба. Это сборник отличных песен. Но есть в нем ощущение потерянности: всё, что было важно сказать, Глеб сказал. Кажется, можно вернуться к своей «галерее портретов». Или опять сделать выбор в пользу нового. Снова умереть, снова воскреснуть. Себя перерасти. Но вышел альбом самовыражения музыкантов группы… И наконец, грандиозный концептуальный аудиофильм (иначе не назовешь) воскресшего Глеба «Резня в Асбесте». А за ним концептуальный альбом, который с одинаковым успехом можно отнести и к The MATRIXX, и к «Агате Кристи». Он называется «Здравствуй» и, по-моему, эта пластинка завершает тетралогию великих альбомов «Агаты»: «Ураган» — «Чудеса» — «Майн Кайф?». Воскресение за воскресением.
С момента выпуска последнего альбома Глеба Самойлова прошло 2.5 года. Он пишет новую музыку и не боится говорить, что пока не может писать новые тексты. Ничего не обещает, мучительно ждет. И слушатели понимают: когда ты не даешь себе спуску всю жизнь, когда тебе все время очень страшно, а ты все равно делаешь, когда тебе 50 лет и ты легенда с 24-х, снова терять, снова искать, снова делать выбор, вставать и идти дальше невероятно тяжело. Особенно когда твое существование вполне комфортно. По-прежнему ничего нет, но, хотя бы, не лапша с кетчупом. И люди, которые прониклись его творчеством в совершенно разные периоды времени, верят в него и готовы ждать вместе с ним. Потому что он их не подводил и всегда делал единственно верный выбор: не прикармливаться у власти, не транслировать предрассудки, давать интервью и «Новой Газете», и газете «Завтра», участвовать в благотворительных концертах фонда Доктора Лизы и больных лейкемией, не участвовать в государственных мероприятиях.
Высшая цель идеального творца — замкнуть рога на шлеме своей воинствующей духовности в заветный нимб. Глеб эти нимбы на рогах вертел. В конце концов, его трекам не помешает светомузыка.
Всю жизнь он превращает броню небытия в сито. И она ему за это благодарна.